Случай с кандидатом

Сегодня на работе пошел на обед — пообедать. Иду по улице, подхожу к столовке, на крыльце сидит бомж. Захожу, кушаю гороховый суп и пельмени. В процессе поедания вдруг вспоминаю про бомжа и тут же про фильм «День сурка». Задумываюсь о том, что есть же такие фильмы, которые смотришь многократно и не устаёшь их смотреть ещё и ещё, что в этом фильме был бомж, которого кормил Билл Мюррей. И мне тоже захотелось покормить того, который остался на крыльце.

Я подумал, что вряд ли мне получится завести его в столовку, но хотя бы пирожки ему смогу купить. Окрылённый своей святостью, вылетаю сытый из столовки, а бомжа уже нет. Грусть овладела мной — не проявил гражданской заботы вовремя, не поставил себе галочку в зачёт, прежде себя решил ублажить и не помог истинно нуждающемуся.

Смотрю, а бомж недалеко ушел — сидит чуть далее на скамейке, всё такой же убитый жизнью и, как мне показалось, — из-за чего и возникла тяга к нему, — скромный, как будто стыдливый своего положения.

Я сначала спасовал: мимо прошел. Но остановился недалеко. Со второй попытки мне удалось пересилить страх (перед обществом, которого боюсь за осуждение), подошел к нему и спросил:

— Вы есть хотите?

Он сначала не понял меня. Потом, когда узрел, что я не бить его пришел, тут же предложил мне помочь ему деньгами на пиво, мол, ребро сломал, ходить тяжело.

Казалось бы, почему не возмутиться? Я к нему с чистыми намерениями, а он мне про грязный алкоголь. Но я не из благородных, мне приятно, когда со мной по-честному. Я снова спросил его про голод и предложил ему пирожки, которые готов купить для него. А он снова про пиво и про ребро. Я достал десятку и дал ему. Он попросил помочь ему подняться со скамейки и довести до гастронома. Пришлось согласится, хоть телесный контакт и не входил в мои планы — только святая питательная программа.

Неторопливым шагом прихрамывающего человека мы отправились в неопределенную сторону. Мне было стыдно рядом с ним, грязным и мятым, но бросить его было уже выше моих сил — назвался груздем… Пока я пытался убедить его, что мы идем в никуда, что там нет гастронома, он, в свою очередь, пытался рассказать мне историю своей жизни:

— Я не бич… Кузьмин Владимир Ильич… В семьдесят восьмом году закончил институт…

Говорил он вяло и медленно, как будто жевал что-то. Фразы его доносились до моего слуха обрывисто, многое не получалось расслышать, или просто речь его была такая несвязная:

— Тогда диплом защитил… А потом уже и кандидатскую защищал…

Вот те на! Неужели кандидат наук?! Но к своему стыду мне было неинтересно это слушать: я пришел к нему с миром и желанием просто накормить, а тут такое, уже подружились, уже за ручку идем до магазина.

Когда же он тоже обнаружил, что тут нет гастронома, то удивился, а я использовал момент, чтобы убедить его присесть на скамейку:

— Вот здесь присядьте, а я пойду и куплю вам пива.

Он согласился и присел, а я пошел почему-то совсем не в сторону гастронома, видимо, я просто растерялся от стыда и такого случая. Пришлось развернуться и снова подойти к нему:

— Там нет магазина. Я сейчас в ту сторону схожу и вернусь.

Купил я ему пива и два пирожка, упаковал все в пакет. Принес, вручил. Он поблагодарил меня, спросил, как меня зовут, попросил открыть ему пиво, потому что сам бы не смог его открыть, и, видимо, хотел еще поговорить о жизни, но я сослался на занятость по работе. Напомнил ему про пирожки в пакете. Он сказал, что съест обязательно, потому что еще ничего не ел сегодня. Я откланялся и ушел.

Такой вот случай со мной произошел сегодня. Видимо, за эту мою корыстную доброту бог послал мне сегодня на работе зарплату. Впрочем, её получили все, но я-то за что? Я вообще нефига такого на работе не делаю, за что можно было бы платить такие деньжищи. Получается, что только за доброту мою святую и сыпятся на меня богатства несметные.

Любите меня, граждане! Целуйте, желательно в пуп.